Коллекция музыкальных записей. Композиторы. Творческие эпохи. Жанры.
Материалы по истории искусства и музыки
Энциклопедия музыкальных инструментов
Известнейшие музыканты XX века
Музыкально-поэтический репертуар для детей и взрослых
Коллекция наскальных изображений. Шедевры живописи, пластики, архитектуры.
Серьёзные и иронические задания с комментариями
Программы. Темы для занятий. Контрольные вопросы. Курс творческой практики. Рабочие тетради.
Help & Setting (Инструкция и настройки). Обновления для статической версии.

Современное оборудование, учебные и профессиональные инструменты

Предисловие к multimedia энциклопедии Sonata
О коллективе создателей ресурса

Из серии «Бах и барокко»
«Состязание Феба и Пана», 1730 год

Иоганн Себастьян Бах и его ироничная критика
системы творческих соревнований 
в светской кантате «Состязание Феба и Пана»

<...> Счастливчик Мидас ходил по садам и покоям, и всё, к чему он ни прикасался, немедленно превращалось в золото: цветы, камни, мебель, утварь, одежда. Это было прекрасно, и радость переполняла его сердце, пока не пришло время обедать...

Часть первая

Сюжет «Феба и Пана» Пикандер (настоящее имя Кристиан Фридрих Хенрици – либреттист Баха) заимствовал у Овидия, однако оба (Пикандер и Бах) привнёсли и много своего, чтобы приспособить текст к музыке.
Поговорим о действующих лицах. 
Мидас – фригийский царь, приёмный сын и наследник Гордия. Да-да, того самого Гордия, который завязал свой «гордиев» узел, развязанный не кем иным, как Александром Великим, или Македонским. Когда Мидас был ещё младенцем, по его колыбели взобралась вереница муравьев и, пока он спал, сложила у него между губ пшеничные зерна. Это чудо – миф утверждает, что какие-то люди видели это своими глазами – истолковали как знак, предвещающий Мидасу огромное богатс­тво. Он и вправду разбогател, и вот каким образом: случилось ему залучить к себе в гости одного старого сатира – любимца Диониса (а стало быть, большого любителя весёлого застолья). Сатира звали Силен, и был он большой выдумщик. За едой и обильными возлияниями шли день за днём, а он всё рассказывал Мидасу сказки о чудесном континенте, отделенном от Европы, Азии и Африки, о прекрасных городах, населенных высоки­ми, счастливыми и справедливыми долгожителями, о великих морских экспедициях в страну гипербореев. Среди других чудес Силен упомянул плоды, которые возвращают молодость даже очень старым людям. Более того: сначала к ним возвращается сред­ний возраст, затем молодость, юность, отрочество, затем детство – и, наконец, они совсем исчезают! Истории всё не кончались, и слуги едва успевали подносить кубки и яства. Тем временем Дионис, решив, что Силен не иначе как пленён Мидасом, отправил к царю людей – спросить, что он хочет в награду – в обмен на свободу любимца. Мидас, не раздумывая, ответил: «Прошу, сделай так, чтобы все, к чему я ни прикоснусь, превращалось в золото». И бог с усмешкой наделил его этим даром, забрав с собой Силена, который уже едва держался на ногах.
Счастливчик Мидас ходил по садам и покоям, и всё, к чему он ни прикасался, немедленно превращалось в золото: цветы, камни, мебель, утварь, одежда. Это было прекрасно, и радость переполняла его сердце, пока не пришло время обедать. Царь обнаружил, что стоит ему притронуться к хлебу, мясу, фруктам и прочим яствам, как они немедленно превращаются в чрезвычайно дорогой, но бессмысленный, с точки зрения кулинарии, натюрморт.
То же самое происходило и с напитками: стоило прикоснуться к кубку, он тот час же становился золотым – и это было приятно, но стоило лишь поднести вино или воду к губам, как и они застывали, а это уже не предвещало ничего хорошего.
И Мидас взмо­лился, чтобы его освободили от последствий необдуманных притязаний, ибо он умирал от голода и жажды.
Дионис, который всласть натешился страданиями царя, сказал, чтобы Мидас отправился к истоку речки Пактол, что течёт у горы Тмол (под эгидой одноимённого речного божества), и там искупался. Царь повино­вался, и его чудесная способность сразу же исчезла, но миф говорит, что дно реки до сих пор блестит от золотого песка.
Быть может, на берегу этой речки Мидас и Тмол, как два состоятельных мецената, обменялись соображениями об устройстве музыкального состязания между Аполлоном и Марсом. Вот здесь-то Бах несколько подправил сюжет: Аполлона оставил, а Марса заменил Паном. Пан – всё же музыкант, быть может, не чета Фебу, но и не плохой.
Изменения затронули и состав жюри. Там появился Меркурий – совсем не творческий персонаж, зато весьма влиятельный, способный заводить ценные связи и поднаторевший в вопросах купли-продажи.
В третейский суд (или жюри конкурса) был приглашён также Момус – в греческой мифологии бог насмешки и иронии. 
Ирония состояла уже в самой идее музыкального состязания между признанным на Олимпе артистом, покровителем и любимцем муз, златокудрым красавцем Аполлоном и козлоногим, рогатеньким Паном, правда, столь же популярным как Аполлон, вот только не среди муз, а среди козочек и простодушных пастушек.
Жюри не было столь объективным, как хотелось бы... Впрочем, слухи об объективности судей и в наше время часто бывают преувеличенными... Так или иначе, Феб (Аполлон) был ставленником Тмола, а Пан – Мидаса.
И вот состязание началось!

1. Вступление. Хор 

ПрослушатьСтоп

С первых же звуков вступительного хора мы оказываемся в пространстве, где могли бы состояться такое состязание или, по крайней мере, античная драма на эту тему.
Секстет солистов в сопровождении хора убеждают ветры вернуться назад в их пещеру, чтобы не помешать предстоящему состязанию.
Оркестр, разумеется, изображает воздушные вихри, которые лихо закручиваются, следуя за голосами струнных и воображением – нашим и композитора.
Но воображение композитора – материя прихотливая, и в среднем разделе вступления Бах вооружает хор и солистов практически средневековой техникой выразительного короткого дыхания, называемой гокет. Таким образом, участники событий дают понять, как значительно всё происходящее, как волнует их исход поединка.

2. Речитатив. Феб, Пан, Момус

ПрослушатьСтоп

В следующем за вступлением речитативе первыми любезностями обмениваются и сами «виновники торжества». Каждый сообщает другому, что способен на такое... – нимфы с деревьев попадают! Они похожи на разминающихся боксёров, но Феб чувствует себя куда более уверенно. Пан припоминает свои заслуги: флейту, звучанием которой заслушиваются лесные обитатели. Феб насмехается: это, мол, всё для козочек и пастушек, а его игре на лире внимают боги! 
Тотчас на помощь простодушному Пану приходит Момус. Роль этого второстепенного участника жюри Бах доверил женскому голосу. И неспроста!

3. Ария. Момус

ПрослушатьСтоп

Момус, кажется, «болеет» за Пана и, посредством энергичной арии, напрямую обращается к его патрону, Мидасу, требуя твёрдо стоять за Пана и его искусство, не пасуя перед превосходящими силами противника.
Почему превосходящими? Положим, Мидас – царь! Но Тмол всё же бог! Пан, слов нет, живой малый – ещё бы: всю жизнь на свежем воздухе; но Аполлон – настоящий олимпиец! И этим всё сказано!
Только Мидас и Пан почему-то не понимают, что исход поединка давно предрешён.

4. Речитатив. Меркурий, Феб, Пан

ПрослушатьСтоп

Меркурий (его роль также поручена женскому голосу) призывает музыкантов к соглашению: прекратить ругань и приступить к настоящему поединку.
Феб призывает Тмола быть справедливым судьёй.
Пан утверждает, что истинный судия не кто иной, как Мидас, ибо он на его стороне.
Меркурий объявляет всем собравшимся, что они вот-вот узнают, кто из претендентов искуснее.

5. Ария. Феб

Можно представить, с каким азартом Бах работал над конкурсной арией Феба. И перед ним стояла непростая задача. Ведь ария должна была получиться:
– прекрасной (Аполлону не пристало петь всякую дрянь!);
– смешной (сочинение-то ироническое);
– нести в себе отголоски античной культуры, быть может, музыки, о которых мало что было известно.

Интересно, а как бы мы решили такую задачу? Пусть чисто теоретически?

Часть вторая

ПрослушатьСтоп

Прослушав арию и сверившись с текстом, мы убедимся лишь в том, что это глубоко лирическое произведение, то есть проникнутое, а точнее, густо пропитанное любовной тематикой. Это, безусловно, делает арию смешной, ведь за минуту до её исполнения Феб ругался, как извозчик. Но не только это.
Обратившись к стилистике арии, мы будем поражены тем, насколько хорошо Бах знал культуру античного мира, в частности традиции древнегреческого театра. Каждая оркестровая тема сопровождается тихими отголосками, звучащими будто эхо. А ведь это излюбленный прием античных драматургов. Но в этом ничего смешного нет! 
А музыка вызывает улыбку. В чём же дело? 
Она слишком красива! Пожалуй, это самая «кудрявая» ария во всей истории музыкальной культуры. Все её мотивы, все кадансы украшены изысканнейшими завитушками. А благодаря эффекту эха на этих завитушках разрастаются новые завитушки. Тонкое звуковое письмо создаёт ощущение блуждания каких-то  причудливых музыкальных теней. Причём, достигается это весьма скромными оркестровыми средствами. Вспомним, состав оркестра тех времён редко превышал 10–12 человек. 

6. Речитатив. Момус и Пан

ПрослушатьСтоп

Это Момус сообщает Пану, что пришло время показать себя в деле. Но Пан не упускает случая и на словах подтвердить свою готовность превзойти Феба. 

7. Ария. Пан

ПрослушатьСтоп

«К танцам, прыжкам!» – вот название конкурсной арии Пана. К этому призыву сводится и основное её содержание. Мы вновь услышим гокет, ведь Пан просто не в силах устоять на месте. Прыгучесть – в его природе. Всё сказанное не отменяет обаяния этой милой непосредственности. И кажется, композитор относится к этому персонажу с сочувствием. Об этом, в частности, говорит и то, что Пан импровизирует: в средней части своей арии он пародирует тему Феба и изображаемое олимпийцем любовное томление. 

8. Речитатив. Меркурий

ПрослушатьСтоп

Очень короткий речитатив... Меркурий, похоже, торопится окончательно разделаться с Паном. 
Понятно, ведь у него всегда так много неотложных дел...

9. Ария. Тмол

ПрослушатьСтоп

В своей арии Тмол предстаёт истинным эстетом. Звучание гобоя с характерным для этого инструмента носовым призвуком (почти что французским прононсом) усиливает остроту того глубокого впечатления от арии Феба, которое испытывает (или изображает?) Тмол.
Бах не забывает и о природе речного божества. Звучание клавесина сопровождает всю арию Тмола каким-то бульканьем и журчанием прозрачных водяных струй. 
А Пана-то будто и на свете не было... 

10. Речитатив. Пан, Мидас 

ПрослушатьСтоп

Но не таков покровитель козочек и пастушек! 
Ну же, Мидас, – требует он, – открой же всем глаза на мои достоинства и заслуги!
И Мидас подхватывает: «Ах, Пан, как ты порадовал меня  лёгкостью и непринуждённостью своего искусства! С какой радостью теперь я последовал бы за тобой в твой зелёный мир, где под сенью деревьев резвятся нимфы... Да, Феб, пожалуй, выглядел куда как пёстрым и безвкусным»... 

11. Ария. Мидас

ПрослушатьСтоп

Мидас решил твёрдо стоять на своём: Пан – великий мастер, Феб проиграл. Всё!
Доводов у Мидаса не так много, зато упрямства предостаточно. Его тезисы навязчиво повторяются вновь и вновь, и вскоре музыка арии трансформируется во что-то похожее на звучание тупой пилы, которой вам к тому же пытаются отпилить голову.

12. Речитатив. Момус, Меркурий, Тмол, Мидас, Феб, Пан

ПрослушатьСтоп

– Да ты в себе ли, Мидас? 
Коварный Момус! Он первый не выдержал. Шутка-то зашла слишком далеко! Как бы это всё не закончилось бедой! 
– В своём ли, Мидас, ты уме? – это уже Меркурий.
А Феб: «Что, Мидас, делать-то теперь с тобой? Содрать ли шкуру, или постепенно... соскоблить?» 
Короче, все страшно переругались. До соскабливания шкуры дело, правда, не дошло, но ослиные уши – награду за упрямство – Мидасу всё-таки навесили. Так и ходил до конца дней во фригийском колпаке, чтобы подданные не прознали, какие развесистые у царя уши. И Пан чувствовал себя совершенно несчастным...
И только Момус съязвил напоследок: «Что ж, Феб, теперь ты – лучший. Бери же лиру и давай бренчать!» 

15. Хор

ПрослушатьСтоп

Последний хор возвращает слушателей в своё время. Это своего рода мораль: «Да здравствует искусство! Да здравствует веселье! Добрая музыка дороже злой свары, в чём боги убедились на своём примере» и т.д. и т.п.
Боги – на своём, а Иоганн Себастьян – на своём. 
И пусть характер у него был не сахар, а склок с коллегами он не выносил. Не всегда удавалось уберечься. Вот исследователи до сих пор и гадают по кантате «Состязание Феба и Пана», кто тут Бах, а кто Эрнести (недалёкий ректор Школы Св. Фомы), кто тут Шейбе (самый злобный критик Баха), а кто  Бидерман (саксонский профессор, отличившийся высказыванием о том, что музыка не только вредит обучению, но что самые «дурные субъекты» в школе обычно те, которые занимаются искусством).

Неужели и вы так думаете?

пїЅпїЅпїЅпїЅпїЅпїЅпїЅпїЅпїЅпїЅ пїЅпїЅпїЅпїЅпїЅпїЅпїЅпїЅпїЅпїЅпїЅпїЅпїЅпїЅпїЅпїЅпїЅ пїЅпїЅпїЅпїЅпїЅпїЅпїЅпїЅ