«Прекрасная дочь мельника» – продолжение

Любопытство... С этого чувства и с песни с таким названием начинается вторая часть драмы (также из пяти песен). Её черты – наивность, сентиментальность. Не только потому, что этого требует XIX век. Все влюблённые всех времён проходят через этот период.

6. "Любопытство". Он бежит к ручью, наш наивный герой, к своему верному, единственному другу и советчику. Ибо цветы, столь же прекрасные, как она, и звёзды, столь же таинственные, как и она, не дают толкового ответа на сложный, такой сложный вопрос: "Да или нет?"

 

 

<…>
Ручей моих печалей!
Сегодня молчит твоя гладь.
Мне до смерти бы хотелось
Одно словечко узнать.

Мне хочется "да" услышать.
Мне страшно услышать "нет".
Два этих словечка вмещают
Поистине целый свет!

Ручей моих печалей!
Ты складно умеешь петь.
Не бойся уха чужого!
Она меня любит? Ответь.

(перевод А. Парина)

7. "Нетерпение". Автор ведёт своего героя сквозь все чудачества, на которые способна любовь. Он слегка иронизирует, но всё же сочувствует ему. А тот, в угаре отваги, готов на всех деревьях вырезать, высечь на каждом камне, петь на голоса всех птиц: "Твой до конца, навечно, навсегда!".

8. "Утренний привет" («С добрым утром, мой любезный друг...»).

Только теперь юноша решается поведать о своих чувствах любимой, и пытается получить ответ. Ранним утром он отправляется к её окошку. Здесь не слышно журчания ручья. Здесь сегодня поёт лютня и... сама любовь. Необыкновенно взволнованный, нежный мадригал. "Я напугал вас, – спрашивает в своей песне влюблённый, – или вы, быть может, хоть немного рады мне?". Он готов снова отправиться в путь, простившись со всем, что ему мило, если сам он – не мил... И всё в таком духе... Ну, так, что же? В путь?

9. "Цветы мельника". Как бы не так! Ему позволено остаться, и даже... продолжать преклоняться перед ней. И вскоре появляется этот непременный аксессуар влюблённых. Букетик "анютиных глазок". Заглядывая в эти соцветия, так легко представить, увидеть, вспомнить глазки любимой...

10. "Дождь слёз". Это только нам с вами кажется, что для грусти нет причины. Они уже рядом, в предвкушении чего-то неведомого и прекрасного. Ручеёк так мирно урчит у самых ног.

 

<…>
Небесный свод, казалось,
Под водами утонул,
В глубины под гладью зеркальной
Меня за собою тянул.

Над звёздами и облаками
Катился ручей озорной
И сладко журчал мне украдкой:
"За мной, подмастерье, за мной!"

И слёзы глаза мне застлали,
На зеркало рябь легла.
Мне милая шепчет: – Дождик!
Прощай! Я домой пошла.

(перевод А. Парина)

Она просто встаёт и уходит! Дождик, видите ли, пошёл! А для нашего героя он немедленно обращается в "дождь слёз".

Ревность и гордость

Начинается самая "недетская" часть цикла. В следующих пяти песнях бушуют страсти XIX века. Впрочем, ничего угрожающего для нравственности, как и было обещано в прологе. Лишь опыт, что может пригодиться и в XXI веке. 

11. "Моя!". Итак, она ушла. Этот стремительный уход был, конечно, неспроста. Решение уже готово. Нашему юному мельнику уготована долгожданная (да не такая уж и долгожданная!) взаимность. Но это "страшное" решение. Принимая его, от него бегут, порою... Но недалеко... И, в упоении, он восклицает: "Моя!".
Это – апофеоз, но ещё не счастливый финал. Герой на какое-то время оказывается в новом измерении. В измерении любви, счастья, неги, мечты. Многие старые понятия утрачивают свой смысл. Прежние песни, стихи – бессильны передать новое ощущение действительности. А в столкновении с реальной действительностью – почти всегда – он испытывает непонимание, боль. Необходима передышка.

12. "Передышка".

 

 

Пусть лютня моя на стене повисит,
Стан её лентой зелёной обвит.
Не способен я петь, от счастья нет сил,
Что за стих такое бы чувство вместил?

Томленья горчайшую муку из мук
Вобрал моих песен протяжный звук.
Хоть жалоба вышла изящна, мила,
Была моя мука не так уж мала
<…>
Ты, милая лютня, покой обрети!
Коль начнёт тебя в ярости ветер трясти,
Коль пчела твои струны потеребит,
Дрожь проберёт меня, страх оледенит.
<…>
Это былая скорбь зазвучала –
Или новые песни берут начало?

(перевод А. Парина)

13. "Зелёная лента на лютне". Этот весёлый мадригал герой поёт о своей милой и для неё, назло всем тревогам, уверив себя в безмятежности своего счастья.

 

Жаль той зелёной ленты мне,
Она поблекнет на стене.
Мне мил зелёный цвет!

Сказала так любовь моя,
И ленточку ей отдал я.
Мне мил зелёный цвет!

Лён золотых своих кудрей
Зелёной лентой ты обвей...
Мне мил зелёный цвет!

Для нас любовь цветущий край,
Где вечно зеленеет май.
Нам мил зелёный цвет!

Но счастье не бывает безмятежным! И вот пред нами новый персонаж...

14. "Охотник".

Этот рыцарь в замшевых доспехах считает, что дочка мельника – это его дичь, его добыча. Но и она, определённо, увлечена. Среди подмастерьев, выпачканных в муке, похожих на клоунов, охотник предстаёт во всём блеске своего облачения. Но это не рыцарь любви, а рыцарь смерти. Наш герой это чувствует, но его героиня, похоже, нет.

15. "Ревность и гордость". Как ручей на порогах бурлят эти чувства в сердце героя. Любовь и боль, благородство и жажда возмездия – вот что теперь владеет им. Как далёк он от былой блаженной безмятежности, от желанного покоя, от счастья, растаявшего как дым. Похоже, что это драматическая вершина сочинения...

Самое время сделать ещё одну передышку. Пофантазировать о том, что может ждать впереди участников этой драмы. Какой из возможных путей изберёт главный герой? Дети, как правило, выбирают наиболее агрессивный вариант. Им кажется, что дело непременно дойдёт до схватки. Юный мельник должен победить или погибнуть! Охотник должен уступить или погибнуть! Пессимисты предлагают иную программу: охотник побеждает, мельник гибнет, но прекрасная дочь мельника остаётся несчастной и раскаивается в своём легкомыслии всю оставшуюся жизнь. В некоторых моделях юный герой кидается в террористическую деятельность: плотина разрушена, колесо остановлено, мельница в огне, течение ручья направлено вспять, урожай гибнет. Ну что ж! Применительно к современности, нам доводилось читать, слышать, а кому-то видеть и не такое. Неудивительно, что наши современники подрастают в окружении сегодняшних "ценностей". Рассуждая подобным образом, они всерьёз считают себя поборниками доброты, справедливости и здравого смысла. Но как же мы потом бываем ошеломлены тем, насколько искусство добрее, справедливее и умнее нас...